корявая была весна, словно голая ветка старого дуба, с тем же терпким вязким вкусом.
снег сошёл рано, обнажив потеплевшую мягкую глину земли, казавшуюся сладкой как домашнее тесто, но зелень не торопилась.
заквашенные физиономии расправлялись на улицах под первым весенним солнышком.
ванька шагал по улице, пиная банки из-под пива, разбросанные по деревне после первых тёплых выходных, останавливался возле мусорок и закидывал их внутрь.
весна стало быть. зимняя шкура стала мала, пора вылезать.
дом купца сморчкова он обошёл стороной и быстрым шагом. года два тому назад он пришёл в его двор просить руки купцовой дочери:
- выходи за меня, алёна сергевна. - сказал ванька.
- не пойду. - сказала алёна сергевна. а через месяц выскочила замуж за кузнеца данилу.
ванька скрутил папироску и закурил, невольно вспоминая минувшее. курить он начал после свадьбы алёны сергевны и никак не мог бросить.
батя ругался: не к лицу мастеру табаком баловаться, а ванька был потомственным деревянщиком в двенадцатом колене роду вязовых.
деревья — косы земные. так же заплетаются нитями, вытягиваются к солнцу.
ванька учился считать круги у деда, у него же учился видеть изгибы волокон, текучие, как волны, огибающие сучки и заворачивающиеся в капы.
он на взгляд выбирал доску для музыкального инструмента, чтобы звук бежал и дерево пело, подбирал витиеватые сучки и корни для игрушек и украшений, крепкие доски для полов и дверей.
знал из чего сделать крышу, чтобы не гнила веками, как смастерить кровать, чтобы не прогнулась ни под молодой парой, ни под детишками, вздумавшими попрыгать в родительских перинах.
игрушки ванька резал — заглядение. знал, где выпустить наружу изящность естественного изгиба породы, а где — наоборот пойти наперекор, чтобы обнажить богатый узор.
в карачаево мастеров вязовых любили и уважали с незапамятных времён: лучших деревянщиков не сыскать было ни здесь ни на сотни миль окрест.
но слеза закралась в ванькино сердце и поселилась в каждой его игрушке, каждой досочке, каждом звуке инструмента.
не дело это, качал головой батя. пропадает мастер. ванька только угрюмо закуривал и шёл во двор. с грехом на душе к небесам не подняться. а ванька любил чужую жену.
отец андрей наставлял ваньку: бросай ты дымить, от лукавого это.
ваньку это не успокоило и однажды в сердцах он ответил батюшке: коли говоришь, что от лукавого, выходит, в лукавого веришь?
отец андрей осерчал за такую наглость и больше с ванькой не заговаривал. остался ванька совсем неприкаянный.
а вчерашней ночью в приступе отчаяния и по малодушию пожелал ванька беды в дом алёны сергевны, злобно, обижено, переполненный неописуемой ненавистью.
одумался быстро, перекрестился, прощения перед иконкой попросил, но злоба, открывшаяся ему самому и вдруг показавшаяся наружу, напугала его.
стыдно стало, куда от себя деваться. ночь метался по комнате, места себе не находил, думал уж руки на себя наложить.
солнышко взошло, ваньке полегчало, от сердца отлегло. всё уляжется как-нибудь.
но к деду егору надобно бы зайти. и до дома его оставалось всего пара дворов.